Лев Савров - Ах, эта Африка!

— Ну и что? — мне было уже не до смеха.

— Извини… Трудно сдержаться. Если бы ты мог себя… ох!.. видеть! На тебе живого места нет! Ты стал прямо негром.

— Я прямо стал очень грязным белым. Поехали.

Дорога превратилась в ровный, приятный песчаный тракт. Появились деревушки, рощицы, люди на осликах и пешком — все указывало на близость города. Еще десяток минут, и мы ворвались в конечный пункт нашего путешествия. Из-под колес рассыпались в стороны овцы и куры, прохожие и сидящие на порогах домов глазели на нас, разинув рты, как на выходцев с того света. Ришко торжествующе клаксонил, из переулков появились мальчишки на невысоких неоседланных лошадках и загалопировали рядом с нами, так что когда улица вывела нас на центральную площадь к единственному отелю типа караван-сарая, у жителей был уже небольшой сабантуй. Ришко снял комнату на час, заплатив за сутки, и обалдевший от счастья хозяин пообещал немедленно организовать внеочередную бочку воды. Я понял, что это значит, только после того как, исследовав весь сарай, не обнаружил не только умывальника, но и намека на какой-либо кран. К этому времени грязь на мне превратилась в сухую корку и начала, усыхая, невыносимо драть весь нательный волосяной покров, мне казалось, что палач сдирает с меня живьем кожу.

— Потерпи немножечко, — ласково приговаривал Ришко, видя мои мучения. — Сейчас будет вода. И знаешь, как хорошо, что ты не южный волосатый человек и не снежный тоже.

— Да перестань ты меня смешить, видишь ведь, мне нельзя шевелиться!

Наконец во двор пришагал ослик, тащивший маленькую двухколесную повозку с железной бочкой на ней. Прибежали мальчуганы, приволокли ведра, корыто, быстро наполнили его, и я с облегченным стоном залез туда. Пока я отмокал, Ришко с помощью тех же пацанов вымыл автомобиль, который так и засверкал на солнце. Потом он умылся сам.

— До прилета наших мальчиков еще сорок минут, — сказал он. — Десять минут на перекус, пятнадцать минут на осмотр города и пятнадцать на формальности в аэропорту.

Город мы действительно осмотрели за пятнадцать минут. На все население, около восьми тысяч человек, существовал только один колодец на центральной площади, у которого с утра до ночи очередь за водой, вот когда я оценил внеочередную бочку хозяина сарая. Электричества в городке нет, горючего тоже, поэтому вытаскивают бадью с водой древнейшим способом — ходят по кругу два слепых осла. Все улицы радиально расходятся от центральной площади, и все они имеют одинаковый вид: вдоль глинобитных стен аллеи финиковых пальм, под которыми лежит подушка чистейшего сухого песка. С пальм свисают огромные разноцветные гроздья фиников, так как зреют плоды на каждой пальме в свое время. Все население в жаркое время дня лежит в тени пальм на прохладном песке. Закрою глаза и вижу: белый-белый песок, разноцветные пальмы, жарко — полдень, никто не ходит, все лежат.

Аэропорт находился за городом. Замечательный аэропорт: посередине огромного ровного земляного поля стояла жалкая хибара с радиоантенной на крыше и рядом на палке полосатый конус. При виде автомобиля начальник — пухлый, с толстыми, лоснящимися щеками африканец заплясал от радости.

— Ой, тысячу раз спасибо, ой, вы не представляете, как я счастлив. Я так боюсь садиться на лошадь, а теперь ой как я их легко буду разгонять!

— Кого их? — не поняли мы.

— Всех!.. Но в основном коз и ослов. Они ужасно любопытные! Как услышат самолет, так и бегут на поле. А ограды-то нет! Я сейчас же и испытаю, только что пилоты радировали, им осталось лета пять минут!

— А вы уже ездили на подобной машине? — деликатно поинтересовался Ришко.

— Ой, конечно! У нас тут один белый патер из миссии, у него такая же, я попробовал, это же совсем легко!

Он втиснулся в кабину, мотор взревел, машина прыгнула назад, завизжала тормозами, двигатель захлебнулся, потом зарычал, авто дернулось вперед раз, потом другой, затем судорожными рывками и пьяными зигзагами покатилось по широкому полю — на Ришко было больно смотреть.

— Пойдем погуляем, попрощаемся с городом, — предложил я.

Мы обогнули хибару, пересекли поле и, остановившись в начале улицы, залюбовались длинной аллеей.

— Как хорошо, должно быть, прогуливаться здесь на закате дня всей семьей, здороваясь с соседями и дыша воздухом, — вздохнул Ришко.

— Умрешь со скуки после двух прогулок, — отозвался я.

Послышалось веселое тарахтенье АН-2, и, пока мы подходили к хибаре, самолетик без всяких кругов шлепнулся неподалеку и подрулил почти к дверям. Пассажиры — в основном пожилые мусульмане в обычных широких белых балахонах, числом пять или шесть — вылезли из тени от стен хибары и начали перемещать свой многочисленный живой и мертвый груз к транспорту. Из открывшегося люка мягко выпрыгнул огромный Эдик, за ним посыпались такие же, как ожидавшие на земле, балахонники.

— Пламенный привет нашим героям! — забасил он. — Дома готовятся к торжественной встрече. А у нас есть кулер со льдом, не хотите ли по баночке?

— Еще спрашивает, — деланно обиделся я, утонув ладонью в его лапе.

— Толя! Выдай жаждущим!

Анатолий открыл окошечко фонаря — летной кабины — и, высовывая кулак, уронил, разжимая пальцы, поочередно три банки холодного пива.

— О-о, вот это жизнь! — застонал я. — Эдик, а как насчет правил перевозок?

Мы в это время с интересом наблюдали за усилиями двух пассажиров на земле и одного внутри, пытавшихся втиснуть в самолет упиравшегося козла.

— Ведь эта скотина провоняет все насквозь!

— Терпи, коза, а то мамой будешь! — захохотал Эдик. — Подумаешь, полтора часа лету! Правило тут у нас одно — лети, пока летится. Если они сумеют в люк бегемота протолкнуть, ничего, повезем. Ну, пора, ребятки, попрощайтесь с дядей, и в путь!

Мы распрощались со счастливым начальником, который успел подсунуть нам под шумок большую сумку грейпфрутов и фиников, забросили внутрь наш багаж, влезли сами, и Эдик задраил дверь. После альпинистских усилий по преодолению горы людей, зверей и багажа в тесном фюзеляже мы пробрались к фонарю, на пороге Ришко сел молча и печально, а я устроился на широкой брезентовой ленте, прищелкнутой между креслами пилотов.

Эдик стартовал резко и стремительно.

— Ну ты даешь! — сказал я.

— Я мою керосинку могу посадить на плоскую крышу дома! — прокричал он в ответ.

— Если ветра не будет, — добавил Анатолий.

Самолет лег в короткий вираж, и последнее, что я увидел на аэродроме, — наша, бывшая наша, машина въехала капотом в угол хибары, рассыпая в крошки стекла фар. Я никогда не сказал Ришко об этом.