Империи песка - Дэвид У. Болл

и владение имуществом де Врис. Должен признаться, что я всего-навсего армейский лейтенант. Точнее, бывший. Боюсь, владения де Врис слишком обширны, и такой простой человек, как я, не сможет ими управлять. Поэтому сейчас я поделюсь с вами принятыми решениями, после чего вы сможете вернуться к более важной цели сегодняшней встречи – смакованию превосходных бордоских вин из подвалов этого шато. – Под новый взрыв смеха Поль взял еще один документ; игнорируя недоуменный взгляд Элизабет, он лишь улыбнулся матери. – Итак, начнем. Во-первых, всю городскую недвижимость, принадлежащую семье де Врис, я передаю в доверительное управление с правом продажи ее части. Выручка от продажи и сдачи в аренду должна пойти на учреждение университета, который будет носить имя моего дяди Анри де Вриса и специализироваться на географических и естественно-научных исследованиях. Думаю, дядя бы это одобрил.

Раздались восторженные аплодисменты и возгласы:

– Браво! Magnifique![87]

Гости наперебой поздравляли Элизабет. Она рассеянно улыбалась и кивала, а в мозгу проносились цифры. Какая нелепость! Об этом не может быть и речи! Ее сын даже понятия не имеет, сколько стоит парижская недвижимость! Он с легкостью говорил о миллионах… нет, о десятках миллионов франков. Ничего, она исправит эту блажь. Потом, наедине с сыном.

А Поль продолжал:

– Хочу объявить о передаче двенадцати миллионов франков в дар Географическому обществу… двух с половиной миллионов национальному театру… двух миллионов балетной труппе… трех миллионов Лувру на реставрацию произведений, пострадавших во время войны…

Каждая названная сумма вызывала возгласы гостей и неумолимо приближала Элизабет к краху ее замыслов. Сын просто швырялся деньгами.

Тем временем Поль говорил:

– В Сахаре я командовал отрядом из двадцати доблестных солдат. Мы охотились за мятежниками Тамритом и Махди. Большинство моих соратников погибли в сражениях. Как я и обещал, уцелевшие и семьи погибших получат по сто тысяч франков…

И дальше он перечислил виноградники в Бургундии, участки земли в Провансе, угодья в Миди, ценные бумаги на фондовой бирже…

– Нельзя забывать о крестьянских хозяйствах, принадлежавших семье де Врис в течение сотен лет. Эти хозяйства вместе со скотом и орудиями передаются семьям, которые там работают…

Десять минут подряд гости наблюдали за невероятным потоком богатства, щедро изливавшегося на благотворительные и общественные нужды, а также на отдельных людей. Никто из присутствующих не мог припомнить чего-либо подобного.

Пока Поль зачитывал свои решения, Оскар Бетанкур тщательно избегал встречаться взглядом с Элизабет. Поль с Муссой приехали в Париж несколькими днями ранее и без предупреждения нанесли визит в контору Бетанкура. Увидев у себя в приемной Муссу, законного графа де Вриса, Оскар испытал шок. Поначалу он отказался сотрудничать, педантичным тоном заявив, что его клиенткой является Элизабет, а к семейным владениям де Врисов он не имеет никакого отношения.

– Вы совершенно правы, – сказал ему Мусса. – Пожалуй, я начну с того, что найму нового адвоката и попрошу проверить, как вы вели дела за время моего отсутствия.

Оскар тут же ухватился за возможность быть полезным настоящему графу.

Результаты были поистине захватывающими, и теперь, когда Поль подводил итоги их с Муссой усилий, гости испытывали недоверие вперемешку с благоговейным трепетом, вызванным необычайной щедростью нового графа, хотя многим она казалась сущим безумием. Издатель «Фигаро», словно новичок-репортер, торопливо строчил в блокноте, стремясь не упустить подробности для большой статьи, которая завтра утром всколыхнет всю Францию.

– Шато и окрестные леса я намерен сохранить за собой, – сказал в завершение Поль. – Но остаются еще семь земельных угодий, подаренных графу Огюсту де Врису Людовиком Девятым за службу королю во время Седьмого крестового похода. Эти угодья всегда олицетворяли силу и благосостояние наших владений. – Поль слышал, как мать тихо застонала, узнав, что и эти источники дохода ускользают из ее рук. – Их я отдаю в безвозмездное пользование Гаскону Вилье, человеку, который верой и правдой служил графу Анри де Врису.

Неприметный Гаскон гордо стоял в самом конце зала. Его глаза влажно блестели.

Поль посмотрел на Муссу и улыбнулся. Их замысел был почти выполнен. Внушительные богатства, накопленные многими поколениями де Врис, перешли к другим владельцам. Как бы Элизабет ни старалась скрывать свои чувства, выражение ее лица красноречиво свидетельствовало о сокрушительном ударе, который ей нанесли. Но оставался завершающий шаг, о котором не знал даже Мусса, то, что Поль приберег для матери.

– А теперь – самое важное объявление. – (Гости затихли, не представляя, может ли быть что-то важнее всего, о чем они уже слышали.) – Я не могу обойти вниманием мою мать – женщину, хорошо известную всем вам.

Элизабет изобразила бравую улыбку, слушая вежливые аплодисменты и гадая, какие жалкие крохи оставил ей сын после своего благотворительного сумасшествия.

– Объявляю, что Элизабет де Врис лишается наследства и права доступа к оставшимся средствам. Она изгоняется из поместья. Она может взять любую одежду и личные вещи, которые можно увезти в экипаже, но не более того. Отныне вход в шато ей закрыт.

Все это Поль произнес с бесстрастным лицом.

Послышались возгласы удивления. Ошеломленные гости смотрели то на сына, то на мать, то снова на сына, желая понять, не является ли все это странной шуткой Поля. Но лицо графа де Вриса было каменным, а лицо Элизабет – мертвенно-бледным. Постепенно перешептывания стихли, и в зале стало гнетуще тихо. Элизабет неуверенно шагнула к сыну.

– Поль! – слабым, дрожащим голосом воскликнула она; былая самоуверенность покинула ее вместе с мечтами. – Прекрати это! Ты должен немедленно прекратить этот отвратительный розыгрыш! В нем нет ни капли остроумия! Скажи им, скажи всем, что это всего лишь…

Она попыталась коснуться его руки. Поль отпрянул. Его глаза оставались холодными.

– Если ты не уедешь сама, я обращусь к префекту, чтобы тебя вывезли отсюда, – ледяным тоном произнес он.

Даже мечом он не смог бы нанести более смертоносного удара.

Мусса вспомнил, как однажды, еще будучи мальчишкой, он бросил человека умирать в пустыне. Это был шамба, покусившийся на его мать. Мусса помнил крик обреченного, когда тот понял свою участь. Однако крик умирающего шамба не шел ни в какое сравнение с тем, что он услышал из уст матери Поля.

За полчаса шато заметно опустело. Ошеломленные, взбудораженные неслыханными событиями, гости разъезжались, даже не притронувшись к винам и закускам. Поль с Муссой находились в кабинете, куда перешли и оставшиеся гости.

В кабинет вошла Элизабет. Казалось, она постарела на много лет. Ее волосы были всклокочены, глаза смотрели безучастно. Ее удивило, что в доме еще остались гости. В их присутствии она не решалась подходить к Полю. Но иного выбора у нее не было.