На земле московской - Вера Алексеевна Щербакова

Ты счастлива уже от того хотя бы, что тебе доступны все восприятия жизни!»

— Отстаньте от меня, не лезьте со своими оханьями, слушать вас муторно, — обрывала Нина попытки женщин посочувствовать ей.

— Строптивая, мнит о себе, — кое-кто шептался за спиной Нины, явно недолюбливая ее.

Но Нина жила по своим убеждениям, не считаясь с мнением людей, которых не уважала.

Одна из Ольг — старшая, работала рядом, но теперь она уже была Ольгой Владимировной не столько по возрасту, сколько по занимаемому положению: заведующая отделом контрольно-измерительной лаборатории.

От нее за километр так и веяло спесью и самодовольством, что вот она, не в пример приятельнице, на руководящей работе и устроила свою женскую судьбу, вышла замуж за пожилого вдовца.

— Ну и на здоровье, нашла чем хвалиться! — как-то не сдержавшись, заметила Нина и в тот же день после работы имела с ней неприятный разговор.

Инженер без диплома, Ольга Владимировна, нетвердо сидела на своем служебном месте, а потому весьма дорожила авторитетом.

— Ты соображаешь, что бухнула в присутствии подчиненных? — начала она, вся дрожа от гнева. — Нет, как хочешь, а так дальше у нас с тобой идти не может!..

В этот месяц ученице Поляковой — Сонечке не выписали премию, хотя она продолжала работать не хуже, а даже лучше прежнего.

Тут же у окошечка цеховой кассы Нина спросила у Ольги Владимировны: «Почему?» Та промямлила что-то, упомянув имя начальника цеха, и поспешила уйти.

На первом же собрании Нина попросила слово. Она предложила вывешивать на доску списки удостоенных премий, а не делать это келейно, за спиной у коллектива.

Предложение записали, но премиальные распределялись все так же, и ученица Поляковой не попадала в число «достойных».

Потеряв терпение, Нина отправилась к начальнику цеха.

— Сигналы от Ольги Владимировны были о вас. Помню, помню, — выслушав работницу, неприязненно заговорил начальник цеха. — С коллективом вы, Полякова, не в ладу…

— Не правда это! Отношения у меня со всеми без нежностей, но вполне нормальные и на работе они никак не отражаются. А тут, представьте себе, Соня — девушка старательная, а ее лишают премии. Живет она в общежитии, сирота. Да ее давно пора переводить на единицу!

Начальник цеха прервал посетительницу недовольным покашливанием, отвел глаза в сторону.

«Ведь, кажется, совсем не сродни ей эта девчонка, а ходит треплет нервы себе и руководству…» — подумал он, а вслух проговорил:

— Вызовем вашу Соню на аттестационную комиссию и тогда решим…

Заседание комиссии откладывалось с недели на неделю по непредвиденным обстоятельствам, и Нине уже начинало мерещиться, что она уперлась в тупик.

— Да пропади они пропадом, — поделилась она как-то с Катей, которая вполне разделяла ее обиды. — Буду сама помогать Соне, не обеднею…

Екатерина неодобрительно покачала головой.

— Упорства, как вижу, тебе не хватает! Девушке нужны не только деньги, а, в первую очередь, справедливость. Понимаешь это?

Нина отмолчалась, но замечание подруги задело ее за живое. Она мысленно дала себе слово ни за что не отступать в своих хлопотах за ученицу, а если потребуется, то и заметку сочинить в заводскую многотиражку. Ничего, найдется управа и на строптивых начальниц!

Воинственное настроение Нины было замечено Ольгой Владимировной. Как женщина изворотливая и мстительная, не долго мешкая, она оформила перевод контролера Поляковой в новый отстраивающийся цех.

— Ты шутишь? Да туда от проходной на моих ногах ковылять минут двадцать. За какие же прогрешения? — не скрывая возмущения, проговорила Нина.

— Совсем не за прогрешения. Посылаем тебя наладить дело, поверь, как опытного специалиста-бригадира, — отчеканила Ольга Владимировна и положила перед Ниной приказ, подписанный начальником цеха.

— Убери от меня эту пакость! — воскликнула Нина, пробежав глазами приказ и перекладывая его к заведующей на стол. — Я инвалидом стала на боевом посту, защищая вот этот самый родной завод…

У Нины сорвался, приглохнув голос, все примолкли и до обеда проработали в гнетущей тишине.

Такого оборота дела Нина не ожидала, от нее, значит, решили избавиться любой ценой.

Замеривая эталоны, она делала усилия, чтобы быть, как обычно, предельно внимательной.

В столовой Нина с трудом проглотила тарелку супа, обдумывая объяснение с начальником своего цеха. Она отвергла помощь трех сотрудниц по работе идти вместе с нею. А, поразмыслив, отвергла и свой план, — если уж идти, то выше: к старшему мастеру центральной измерительной лаборатории. И не откладывая: завтра, кстати, по расписанию у него приемный день.

Виктор Григорьевич Лунин, волею судеб, был этим высоким начальством над Ниной. Прошло почти два года с тех пор, как он в последний раз ушел от нее в смятении.

У Нины сохранилась фотография Виктора: в группе заводских инженеров стоял высокий парень и смотрел куда-то вдаль. Продолговатое красивое лицо его было задумчиво. Что-то шевельнулось в душе Нины, когда она рассматривала эту затерянную и вдруг нашедшуюся карточку.

Кроме этой фотографии каким-то чудом уцелело у нее одно из писем Виктора с Севера. Она развернула пожелтевший листик бумаги не столько с волнением, сколько с любопытством. Бисерным почерком Лунин писал:

Прочитав, Нина вздохнула и принялась на мелкие кусочки рвать письмо, рвать фотографию. С прошлым кончено, и пусть оно лучше ничем не напоминает о себе.

Теперь Лунин при случайных встречах с Ниной раскланивался, как посторонний человек. В первое время это немного задевало ее. А потом даже случайные встречи стали редкими, когда его из цеха с повышением перевели в заводоуправление.

Собираясь к Лунину на прием, Нина волновалась, не зная, как держать себя с Виктором, и ей не нравилось уже то, что приходится идти к нему искать защиты.

У Лунина было полно представителей из министерства, в добротных костюмах, и Нина вдруг почувствовала себя неловко среди них в промасленном на груди халате и в застиранной косынке.

Виктор смотрел на нее, может быть, немного внимательнее, чем на других посетителей.

— О-о-о сколько лет, сколько зим, — проговорил он, протягивая руку. — Ну, как поживаете?

— Благодарю. Было бы все хорошо, если бы… — и Нина рассказала, как несправедливо поступают с ее ученицей. Про свои необоснованный перевод ей почему-то расхотелось говорить.

Лунин слушал посетительницу с начальственным видом; пополневшее лицо его с расплывшимися чертами было скучающе-важным. Позолоченная оправа очков поблескивала. Из нагрудного кармана сиреневого пиджака,