Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2012)

Последние слова потонули в овациях.

В итоге конференция приняла решение о сломе всех церквей Города. Отдельным пунктом был прописан снос памятника Петру I и домика, в котором первый русский император жил во время своего приезда в Город и который горожане нескольких поколений хранили как особенно ценную реликвию. Предложение Мурузова об организации субботника было принято единогласно. Следующей жертвой должен был стать бывший кафедральный собор, который запланировали снести в течение двух недель. На его месте решено было построить Дворец культуры, проект которого уже лежал на столе главного архитектора края.

На следующий день в этом же зале состоялся краевой съезд рабочих и крестьянских депутатов. На нем звучали речи той же тональности и того же смысла, что и накануне. Отличием было то, что большой процент выступающих составляли рабочие и крестьяне, не особенно искушенные в риторике. Но они компенсировали отсутствие гладкости в речах искренностью и эмоциональностью, что очень нравилось публике.

Резолюция съезда дословно повторяла решение партийной конференции. Перспектива сноса церквей и домика Петра I из очевидной, но позволяющей надеяться на какой-то неожиданный счастливый случай стала окончательной и неотвратимой.

5

Лосев пришел на Набережную в субботу в 9 часов утра и увидел, как толпа медленно движется от памятника к домику Петра I. Присмотревшись, он увидел, что передние ряды тащат что-то по земле, и это что-то, конечно же, было статуей царя, потому что постамент, на котором еще вчера стоял, всматриваясь в речную даль, первый русский император, был пуст.

Приблизившись к домику, толпа отпустила веревки, и Петр I в натуральный рост 2 метра 4 сантиметра лег у дверей своего домика поперек крыльца. Лосев посмотрел на него, и ему показалось, что царь глядит на все происходящее с недоумением и обидой.

Тем временем толпа, подняв топоры, ломы и кирки, двинулась к домику. Вдруг откуда-то сбоку на крыльцо поднялся высокий худой человек в пальто, поднял руку и громким голосом крикнул:

— Товарищи! Стойте!

Толпа от неожиданности остановилась.

Лосев узнал в человеке на крыльце пассажира, который несколько дней назад стоял на носу парома и смотрел на монастырь.

— Товарищи! Моя фамилия Комаровский, я из Москвы, у меня мандат Наркомата просвещения. Я уполномочен сохранять памятники истории и культуры. У меня к вам большая просьба. Вы можете сломать до основания это каменное здание, этот футляр, но убедительно прошу вас не трогать деревянный домик внутри.

Человек на крыльце сделал паузу, чтобы набрать в рот воздуха.

— Не слушайте его, — воспользовался паузой визгливый голос в толпе, — это враг, царский прихвостень, который хочет сберечь царский дом. Крушите все до основания, а если этот буржуй будет препятствовать, сломаем и его.

Толпа зашумела, загудела и угрожающе сделала шаг вперед.

— Слушайте! — перебил и перекрыл гул толпы голос человека на крыльце. — Деревянный домик внутри — это не просто дом царя. Это исторический памятник, это деревянный дом, построенный больше двухсот лет назад. Таких домов у нас почти нет. Я уполномочен правительством доставить этот домик в Москву, чтобы ученые-историки и искусствоведы могли его там изучать. Я гарантирую вам, что в течение недели разберу его по бревнышку и увезу. Большая просьба не трогать домик.

К оратору подошли два человека с красными повязками на рукавах. Один из них был вчерашний оратор, старый большевик Мурузов. Лицо его выражало большое недоверие к человеку на крыльце. Вторым был комиссар Густов, ответственный за проведение субботника.

— Предъявите мандат, — потребовал он.

Оратор, порывшись во внутреннем кармане, вложил в протянутую руку свернутую бумагу.

Комиссар развернул мандат и прочел:

— “Настоящим удостоверяется, что предъявитель сего мандата Петр Дмитриевич Комаровский командируется для изучения и сохранения памятников истории и культуры. Просьба всем партийным и советским органам оказывать ему в этом полное содействие. Народный комиссар”. Подпись. Печать. Народный комиссариат просвещения.

— Ну что ж, — сказал комиссар, — выполним просьбу Наркомпроса, окажем содействие ученому. Значит, так, товарищи. Каменный дом ломаем до основания, деревянный не трогаем. Но если к следующей субботе он останется на месте, сломаем и его.

— И еще, — Комаровский показал рукой на лежащего Петра, — этот памятник создан знаменитым скульптором Антокольским и представляет собой значительную художественную ценность. Думаю, никто не будет возражать, если его отдадут местному музею.

Но его уже никто не слушал. Толпа, вооруженная ломами, кирками и топорами, приступила к разрушению каменного футляра.

Лосев с каким-то странным чувством смотрел, как рушатся стены каменного футляра, обнажая то тут, то там венцы деревянного домика. Казалось, в сокрушавших здание людях накопилось так много отрицательной энергии, что они готовы были ломать все, что только попадется им на пути.

— Можно обратиться к вам с просьбой?

Лосев, зачарованный картиной разрушения каменного футляра, и не заметил, как Комаровский подошел к нему.

— Когда эти вандалы разрушат футляр, сделайте, пожалуйста, снимки домика со всех сторон, чтобы потом было легче его собрать.

— Хорошо.

— А завтра или послезавтра у вас не найдется свободного времени? Понимаете, я не был готов к такому развитию событий. Боюсь, что к следующему моему приезду уже сломают кафедральный собор. А это, как говорят Брокгауз и Ефрон, один из самых красивых и светлых соборов России. Если это возможно, хотелось бы иметь снимки собора как снаружи, так и внутри.

— Думаю, что смогу. А вы действительно повезете домик в Москву?

— Да, только предварительно его надо разобрать.

— А царя с собой не возьмете? — Лосев покосился на лежащего Петра.

— Нет, я думаю, ему место в здешнем краеведческом музее, тем более что времена меняются и, может быть, когда-нибудь памятник снова захотят восстановить. Да и честно говоря, в Третьяковской галерее такая статуя уже есть. В общем, памятник у вас не оригинальный.

— Правда?

— Да, таких памятников несколько, и первый из них был поставлен в Таганроге стараниями Антона Павловича Чехова. А этот памятник поставлен последним, перед самой мировой войной.

Каменный футляр был, видимо, тонкостенным и непрочным, потому что сломали его на удивление быстро. Удовлетворив свои разрушительные инстинкты, толпа удалилась, довольная собой, оставив на остатках фундамента футляра во всей красе деревянный домик Петра I.

Лосев сделал все нужные Комаровскому снимки и ушел, договорившись встретиться в понедельник в десять часов утра на этом же месте.

— Если вы не придете до половины одиннадцатого, я буду понимать это так, что вам помешали обстоятельства, — сказал Комаровский, пожимая Лосеву руку на прощание.

6

В понедельник утром, когда Лосев, договорившись с Иваном Степановичем, уже собрался идти на встречу с Комаровским, в редакцию вбежал запыхавшийся мальчишка, спросил Лосева и вручил ему записку.

Развернув листок, Лосев прочитал:

— Вызвали в серьезное заведение. Ждите в редакции.

Комаровский пришел через час. К удивлению Лосева, он оказался давним знакомым Ивана Степановича. После бурных приветствий и продолжительных расспросов Комаровский попросил зама отпустить с ним на некоторое время Лосева.

— Что же ты не сказал, что идешь с Петром Дмитричем? — посмотрел поверх очков замредактора. — А если бы я не отпустил?

По дороге Комаровский рассказал, что в его гостиничный номер принесли повестку, которая обязывала явиться в краевой отдел ОГПУ в понедельник к девяти часам утра.

Придя в “контору”, которая занимала здание бывшего подворья одного из отдаленных сельских монастырей, Комаровский предъявил повестку, и его сразу провели к главному начальнику краевого отдела Горанову.

— Вы думаете, что мандат Наркомпроса вас защитит? — спросил Горанов.

— У меня нет таких иллюзий, — ответил Комаровский, — но я делаю свое дело, ради которого сюда приехал. Я не политик и не общественный деятель, я архитектор-реставратор и мыслю своими категориями.