Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Помощь проекту
БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК читать книгу онлайн
«Неужели и в самом деле уйдет? – думала невестка. – Неужели решится?»
Но когда заскрипели у калитки полозья пошевней[1] и голос Прохора остановил лошадь, она вдруг поняла, что старуха действительно уходит из дому.
– Мамаша! Мамаша, – порывисто сказала сна, – да что ж вы это делаете? Да что вы, одумайтесь! Из своего дома!.. Из своего колхоза!.. Как будто выгнанная. На старости лет! Да бросьте вы это!
Но Марфа Тихоновна уже надела свое новое синее с рыжей лисицей пальто. С каменным лицом, не глядя в глаза невестке, она поклонилась ей:
– Прощайте. Не поминайте лихом. А что ж мне наш колхоз? Там тоже колхоз есть. – И вышла на улицу.
Мать, накинув платок, последовала за ней. Стоя на крыльце, она долго смотрела вслед убегающим пошевням. Рядом с крупной, широкоплечей фигурой Прохора Марфа Тихоновна казалась маленькой, слабой. И что-то такое понурое было в ее опущенных плечах и вдруг поникнувшей голове, покрытой большой темной шалью, что у снохи сжалось сердце.
– Ах, человек! – расстроенно прошептала она. – Никогда, никогда она уступить не может! И людей и себя до смерти замучит… И больше-то всего себя!
Настя пришла из школы и сразу почувствовала какую-то неясную перемену в доме. Бабушкиного полотенца, которое всегда висело у двери, не было, шали ее тоже не было… Только полушубок, в котором бабушка ходила в телятник, висел на гвоздике – старый и уже никому не нужный.
Мать что-то шила, сидя в кухне у окна.
– Доставай суп из печки, – сказала она Насте, – молоко в крынке, на лавке.
Настя тревожно обернулась к матери:
– Мама, бабушка уехала?
– Уехала, – ответила мать.
– Совсем?
– Совсем.
– Как же… как же это – совсем? – У Насти задрожал голос. – Что же ты ее не уговорила?
Мать невесело усмехнулась:
– А разве нашу бабушку можно уговорить?
– Можно! – горячо возразила Настя. – Если бы я была дома, я бы уговорила. Я бы ни за что ее не отпустила, ни за что!.. А отец ее повез?
– Повез.
– Ну зачем же он ее повез! Не надо бы!
– Ну, так она пешком ушла бы. Садись, обедай!
Настя нехотя пообедала. Она даже и не заметила, что суп – ее любимый, с грибами, и что в молоке плавает толстая пенка.
– Мама, – сказала она, отставляя кружку с недопитым молоком, – а что, если мне туда сбегать, а?
– Куда?
– Ну, к тете Нюше, за бабушкой. А? Уговорю ее, она и приедет обратно. А?
Мать подняла от шитья свои темные мягкие глаза:
– Сейчас ты ее не уговоришь. А вот пройдет несколько деньков, тогда и сходишь…
– А ты думаешь, что – соскучится?
Мать улыбнулась ямочками около глаз:
– Думаю, что соскучится.
И, вспомнив понурые плечи и опущенную голову сидевшей в санях Марфы Тихоновны, добавила:
– Сердце-то и у нее не каменное.
После обеда Настя вышла на улицу. Сверкал и блестел морозный денек. Ярко-синее небо, ярко-синие тропки среди розоватых сугробов, искристые огоньки на снегу…
Далеко видно кругом в ясный день. Улица лежит озаренная солнцем, будто праздничная. Ребятишки катаются с горки, кричат, смеются… Промчался на Ласточке конюх Тимоша, снежные комья разлетелись из-под копыт…
На душе у Насти было тяжело. Уехала и не простилась, и не повидалась со своей внучкой!
Настя долго стояла у калитки. Нужно бы идти к Наде Черенковой – сговорились вместе делать уроки, но Настя почувствовала, что ей сейчас не до Нади, не до уроков.
«Пойду к Катерине, – решила она, – расскажу ей…»
Насте почему-то казалось, что именно Катерина знает, как ей быть и как вести себя в такую тяжелую минуту, и что именно Катерина скажет ей самые нужные в такую минуту слова.
Около нового двора собрался народ – доярки, телятницы. Тут же стоял председатель Василий Степаныч и разговаривал с техником. А вот и Катерина вышла из телятника в накинутой на плечи черной жакетке – белолицая, сероглазая, с морозным румянцем на свежих щеках. Увидев Настю, она приветливо улыбнулась ей:
– Редко, редко навещаешь нас, дорогой шеф! Пора бы за работу как следует браться! Это что ж такое? Пионеров в колхозе не сочтешь, а животноводством никто не интересуется.
– Да нет, Катерина, – прервала ее Настя, и ее темные, как вишенки, глаза засветились, – у нас теперь животноводов много! Но только мы пока занимаемся теорией – читаем, доклады делаем. Мы хотим подготовиться как следует, понимаешь? Чтобы все знать…
– А практикой что же?
– А потом и практикой. И мы все бабушке доказали бы… Только вот, Катерина, как же теперь будет? – Настя заглянула в глаза Катерине: – Ведь бабушка-то ушла!
Катерина чуть-чуть нахмурилась. В словах Насти ей почудился упрек, словно это она выжила из колхоза старую телятницу.
– Ну что ж теперь делать? – возразила она. – Ушла так ушла. Напрасно ушла. Но ведь телята-то остались. К тетке Надежде приходите – теперь тетка Надежда вместо бабушки.
Телятница Надежда, услышав свое имя, обернулась. Худощавое лицо ее было озабоченным и как будто заплаканным.
– Ну что ж, приходите, – сказала она, – дела найдутся. А помощь, конечно, нужна. Трудно будет, ох, боюсь – трудно мне будет без Марфы Тихоновны. Твердая у нее рука была… А я – что там! Не знаю, и справлюсь ли!
– Ну, что ты, Надежда! – стараясь подбодрить ее, сказала Катерина. – Да разве ты одна? У тебя вон Паша – опытная работница.
– Вот еще затужила! – живо ввернула незаметно подошедшая Паша. – Подумаешь, нашла о ком плакать, тоже хороша была старуха – нашими руками работница. Да ты и при ней больше ее делала, душу отдавала!
Паша глядела Надежде в глаза, как еще вчера глядела в глаза старухе Рублевой, и каждая рябинка на ее лице светилась лестью. И неизвестно, чего еще наговорила бы лукавая Паша, если бы Катерина не прервала ее.
– А что, Надежда, как ты думаешь, не случится так, что Марфа Тихоновна к нам обратно вернется? Может, посмотрит, что у нас дела хорошо идут, может увидит, что неправа была, поверит нам, да и вернется!
У Насти заблестели глаза. Она взяла Катерину под руку и прижалась к ней.
– Вернется? – Надежда покачала головой. – Ну, нет! Марфу Тихоновну знать надо. Хоть и увидит, что неправа была, так и то не вернется: характер не позволит.
– А мне кажется, что вернется, – задумчиво сказала Катерина. – Уж очень она горячо свое дело любила. Неужели она может так вот все бросить и успокоиться? Не поверю не поверю. Она теперь вгорячах умчалась. А пройдет день-два, и начнет думать и начнет беспокоиться: а как-то там Белянка, а как там Атлас, а как там Звездочка? А ну как их во-время не накормят да не напоят?.. Ну что ты, Надежда, по себе посуди – разве сможешь ты от своего деля так вот взять да и отрешиться и все забыть?