Вольная (СИ) - Ахметова Елена

— От Руа-тайфы, — не колеблясь ни секунды, сдала я свой источник.

Рашед-тайфа прикрыл глаза с таким обреченным и горестным видом, какой бывает только у любимых младших братьев — вне зависимости от того, сколько им теперь лет.

— У Руа слишком длинный язык, — мрачно заметил он. — И у тебя тоже. Неудивительно, что вы так быстро спелись.

Я бы это точно так не назвала — да и не нравилось мне, куда стал сворачивать разговор. Кажется, это слишком ясно обозначилось у меня на лице, потому что Рашед-тайфа неопределенно хмыкнул и негромко сказал:

— Не бойся, ты получишь желаемое. Слово тайфы.

Оставалось только надеяться, что у тайфы с языком дела обстоят получше, и в его слово можно верить. Этот комментарий я — неизвестно, каким чудом — придержала при себе, потому как нутром чуяла: у столь однозначного и твердого обещания просто обязано быть свое «но».

— Но теперь я не могу сказать, на сколько затянутся поиски контрабандистов, — не разочаровал Рашед-тайфа и, потянувшись к подносу с фруктами, ухватил красный апельсин с такой толстой кожурой, что на месте господина и хозяина я бы пожалела о слишком рано отданном мече. — Из-за того, что заклинание удалось захватить не полностью, Нисаль-ага не смог точно назвать школу чародея-изобретателя. Плетение очень похоже на те, что используются столичными магами, но… — он развел руками. — Это оставляет под подозрением сразу три школы. К тому же есть еще четвертая, где аналогичные схемы рисуют на свитках. В конце концов, мы же не знаем, действительно ли до «черного забвения» додумался маг, или это все-таки дело рук какого-нибудь самородка вроде твоего Малиха.

На эту удочку я попалась сразу и исключительно по-дурацки.

— Малих не изобретатель, — так смущенно отозвалась я, словно это была моя недоработка. — Зато он очень внимателен и дотошен, когда дело касается чужого плетения. В последние месяцы жизни папа сам поручал ему самые сложные рисунки, потому что считал, что у Малиха получится лучше… — я осеклась. — Но это моему господину, наверное, не слишком интересно.

Вопреки ожиданиям, Рашед-тайфа сидел, чуть подавшись вперед, и слушал так жадно, словно я не заболталась о своем рабе, а подробно расписала ему, кто и где изготовил первый свиток с «черным забвением». А то и лично привести всех контрабандистов на веревочке пообещала.

Признаваться в интересе к покойному мастеру-свиточнику (и его рабу-подмастерью!) тайфа не стал, вместо этого рассеянно заметив:

— Что ж, в таком случае, я прикажу приставить Малиха к сличению полученного от тебя плетения с каталогом гильдейских зарисовок. На наше счастье, пять лет назад я убедил совет гильдии, что все оригинальные заклинания надлежит заносить в общий журнал, чтобы упростить процедуру установления авторства при возникновении споров. Теперь у нас есть образцы практически ото всех столичных мастеров, — он опустил взгляд на зажатый в руке апельсин, недоуменно нахмурился и, словно спохватившись, с неожиданной легкостью надорвал кожуру. В воздухе остро и терпко запахло цитрусом. — То есть несколько тысяч рисунков. Возможно, это отвлечет твоего Малиха от попыток разведать дорогу на женскую половину дворца. Недоверчивый малый… как твоя шея, кстати?

Я машинально одернула шарф и на сей раз все-таки страдальчески поморщилась.

— Покажи, — велел тайфа и так аппетитно раскусил сочную красновато-оранжевую дольку, что я, не выдержав, тоже вытащила из вазы с фруктами апельсин и тут же покорно отложила, чтобы размотать шарф. — Ужас, — флегматично прокомментировал Рашед-тайфа.

Я пожала плечами — ну, ужас, что ж теперь сделаешь? — и попыталась процарапать кожуру апельсина. Кажется, с тем же успехом можно было крошить пальцами кирпич.

— Держи, — тайфа небрежно всунул мне почищенный апельсин, тут же конфисковав взамен целый.

Я не стала протестовать — отщипнула сразу две дольки и с наслаждением запихнула в рот (начисто забыв, разумеется, про правила поведения за столом). Кара была быстрой и справедливой, но от этого не менее досадной — в каждой дольке оказалось по косточке. Обе не упустили случая противно скрипнуть на зубах, и я зажмурилась от неожиданности — а когда открыла глаза, тайфа все еще задумчиво перекатывал в ладонях нетронутый апельсин, так пристально рассматривая меня, словно где-то у меня на лбу были отпечатаны все ответы на вопросы мироздания.

— Я могу сделать так, что все заживет к утру, — негромко сказал он и сощурился. — При условии, что ты закроешь глаза, не будешь подглядывать и о чем-либо спрашивать.

— Мой господин — маг? — неподдельно удивилась я.

Для мага он слишком спокойно относился к своим рукам: разрывал кожуру апельсинов голыми пальцами, не смотрел, на что облокачивается, да и тот меч явно не только лежал у него на коленях. Но мало ли какие причуды у господ, может, он не так уж и дорожит своим даром? В конце концов, тайфой он будет и без магии…

— Это что, был вопрос? — в притворном гневе нахмурился Рашед-тайфа и перебросил апельсин из руки в руку. — Ну-ка, зажмурься!

Я прикрыла глаза, продолжая тайком наблюдать за ним из-под опущенных ресниц.

Или не тайком — потому что он тяжело вздохнул и без предупреждения завязал мне глаза моим же шарфом, не тратя времени на выяснение отношений и рассуждения о точности выполнения приказа. Я тут же потянулась к непрошенной повязке — и получила по рукам.

— Зачем это? — нервно спросила я, вертя головой.

Вопреки ожиданиям, он оказался у меня за спиной — и так близко, что от ответа у меня волосы на затылке зашевелились, а по пострадавшей шее вниз хлынула колкая волна предательских мурашек:

— Потому что мне нужен хороший работник, достаточно педантичный и въедливый, чтобы не упустить ни единой детали при сверке гильдейских каталогов, — доверительно сообщил тайфа, — а не нарушитель границ, обеспокоенный тем, что его хозяйку во дворце обижают. Помолчи и не вертись. В конце-то концов, ты же не можешь не знать, что будет с твоим Малихом, если он и правда проберется в гарем!

Спрашивала я вовсе не об этом, но угроза заставила нервно дернуться и застыть, как пустынный суслик. Однако с первой частью приказа у меня так и не сложилось.

— Главное, чтобы он сам об этом догадывался, — брякнула я и протестующе замычала в жесткую мужскую ладонь, без лишних сантиментов зажавшую мне рот.

И тут же и правда затихла: так, по крайней мере, можно было услышать, какую мелодию будет наигрывать магия тайфы. Он же, убедившись, что больше комментариев не последует, медленно выдохнул и убрал руку.

В воцарившемся молчании было слышно, как шуршит расшитая одежда тайфы, журчит вода в фонтане и назойливо жужжит какая-то мошка, привлеченная то ли плотным фруктовым ароматом, то ли теплом человеческих тел; солнце давно скрылось за горизонтом, и на город опускалась ночная прохлада.

На контрасте с ней прикосновение к шее, горячее и влажное, было таким неожиданным, что я вздрогнула еще до того, как кожу защипало — нестерпимо и резко.

Кажется, никаким магом тайфа не был. Разве что форменным злодеем.

Потому что, смазав пострадавшее место каким-то непонятным снадобьем, быстро отстранился и, конфисковав у меня остатки апельсина, самым злодейским образом отправил меня на женскую половину, так и не объяснив, что же это такое было.

Естественно, первое, что я сделала, едва оказавшись в своей комнате, — бросилась к зеркальцу в тяжелой медной оправе.

Увы, зеркало оказалось под стать господину и хозяину и не отразило ничего, что могло бы приковать внимание. Растрепанная темноволосая девица с горящими от любопытства глазами и продолговатыми мозолями, кольцом охватывающими загорелую шею. И кожа на носу облупилась после дня на солнце, красота сказочная…

Мозоли по виду ничем покрыты не были. Разве что кожу вокруг них чуть-чуть тянуло — но это вполне могло быть прямым следствием струпьев в местах, где ошейник прижимался особенно сильно. Я осторожно коснулась ранки и внимательно изучила подушечку пальца, но на ней тоже не нашлось ничего провокационного.