Не отрекаются, любя... (СИ) - Лабрус Елена

— Почти, — кивнул Марк.

— Может кофе? — подала голос Стелла. — Ян?

— Не откажусь, — отозвался Вестлинг.

Стелла вышла.

— Этот кокаин, что до сих пор возят через порт, всё ещё тот, с Бирмы? Чьи поставки организовал твой отец? — спросил Марк.

— Нет, — Ваан упёрлась рядом с ним в стол. — Бирма снабжает весь мир героином, там плантации опиумного мака. А кокаин получают из листьев коки — кокаинового куста. Моего отца убили как раз перед тем, как открыли мост. Вернее, это был нечастный случай, но кто же в него поверил. И вот тогда к твоему пришли люди, в чьи руки перешла власть в регионе и сказали, что он будет делать так, как скажут они.

— Тогда он отправил нас в столицу, а сам остался, прекрасно понимая, чем ему это грозит. И, когда всё случилось, всё равно был вынужден послушаться, — ответил Марк.

— Да. Ведь у него была жена, ты, Вера, о которой он тоже заботился, — кивнула Ваан.

Марк посмотрел на Вестлинга.

— Ян, соглашение?..

— Да, конечно, — взял тот лежащую на столе папку и достал документы.

— Мы с Верой уже подписали эти документы, Ваан, — протянул ей Марк бумаги. — Нам не нужна эта империя, построенная за грязные деньги на смерти и страданиях близких и дорогих людей. Но для тебя это другое. Твой отец, твой муж, твой любимый мужчина построили её, боролись за неё и пали за неё. Никто не заслужил её больше, чем ты. Никто не сможет управлять ей лучше.

— А ты, Марк? — покачала она головой.

— Я волк-одиночка, ты же знаешь, — усмехнулся он. — И всё, чего я хочу — просто отомстить за смерть своей сестры.

— Ты волк-одиночка, что уже завёл свою стаю, — посмотрела Ваан на Белку. — Тебе есть что терять.

— Поверь, я знаю это как никто другой, — ответил Марк. А потом кивнул на телевизор. — И, кажется, я знаю почему нам дали эти дни тишины.

Он даже не успел сам дойти до телевизора, когда вошёл Мамай и добавил громкость.

По местному каналу сообщали последние новости: подал в отставку мэр города.

«Полпред президента и губернатор края приняли консолидированное решение, что место мэра займёт его первый заместитель Измайлов Виталий Иванович, — сообщила ведущая. — А теперь к следующим новостям…

Думая над услышанным, Марк так и смотрел в экран.

«Снос недостроенного многоэтажного здания вызвал неожиданный общественный резонанс и привлёк всеобщее внимание, — вещала диктор, пока Марк прикидывал в уме: не ошибся ли он. — Напомним, здание торгового центра, что начали возводить ещё в прошлом десятилетии так и не было достроено. Руководство города приняло решение его снести, а на его месте заложить парк. «Торговых центров нашему городу хватает, а вот парков — нет», — прокомментировали решение в городской Думе. Перед строительной площадкой, где сегодня прозвучит взрыв, собрались сотни горожан. Напоминаем, что на нашем канале посмотреть памятное событие можно в прямом эфире. Не переключайтесь. Наши корреспонденты…»

— А где Стелла? — обернулся Марк. — Она пошла за кофе минут двадцать назад.

Мамай нахмурился и нехорошо дёрнул бычьей шеей.

А у Марка в кармане зазвонил телефон.

Не ошибся.

— Кажется, твоя подруга немного заблудилась, — сказал насмешливый и до тошноты знакомый голос. — Ты же не хочешь, чтобы ей сделали так же больно, как твоей сестрёнке, правда? Машина у входа.

И повесили трубку.

— Марк, — покачала головой Вера и больше не добавила ни слова.

Он кивнул.

— Пора. Береги Ваньку. Люблю тебя.

Обнял он её крепко-крепко. Поцеловал в лоб. Вдохнул запах.

И пошёл.

Не оглядываясь.

Дни тишины.

Так на войне называли дни после столкновения, атаки, проведённой операции. Враждующим сторонам давали время похоронить, отправить спецгрузом на родину двухсотых, развезти по госпиталям трёхсотых. Подсчитать потери. Отстроить заново блиндажи. Возможно, кого-то оплакать. Но там редко плакали. Даже в дни тишины.

Именно о них думал Марк, сидя в машине и глядя на полицейские наручники, что защёлкнули на запястьях. Больше на его счёт не ошибались: никаких пластиковых хомутов.  Эти двое, что сидели рядом с ним — тоже явно были не дилетанты. И в живых его оставлять не собирались — ни мешка на голове, ни масок. Рассматривай что хочешь и кого хочешь — всё равно не сможешь этим поделиться ни с кем.

Комната, в которую его завели тоже была не спортзалом мэра. Скорее, гаражом. Холодным. Пустым. Нежилым. Недостроенным.

— Измаил, — усмехнулся Марк, увидев старого знакомого, когда его толкнули к бетонной стене, словно для расстрела.

— Давно не виделись, Христо, — широко улыбнулся тот в ответ. Всё такой же поджарый, лощёный, загорелый. Лев Измайлов почти и не изменился за эти шесть лет.

— По делам к нам или так, родственников навестить? — сплюнул Марк собравшуюся во рту горечь, да и кровь заодно. В печень, пока вели, чтобы не дёргался, его ударили резко, профессионально. А вот губу разбили так, для острастки.

Он исподтишка осматривался, изучал охрану, что притащил с собой Измайлов, прикидывал свои шансы.

— Одно другому не мешает, — качнулся с ноги на ногу Лёва.

— А Стелла где? — покрутил головой Марк. — Вроде меня пригласили на свидание, но, вижу, дама где-то задерживается?

— Дама ждёт тебя в нужном месте. И ты к ней скоро присоединишься, обещаю. Но что ж мы не люди? Не русские? А поговорить?..

— Ну говори, если есть что, — усмехнулся Марк.

— Есть. Хотел вот спросить: что ж ты такой настырный, Реверт, а? Ну попросили же вежливо: возвращайся, откуда приехал. Нет, упёрся. Полез, куда не надо. Узнал, чего не следует.

— Да, есть за мной такой грешок, чего скрывать. Но мы же здесь не мои грехи обсуждать, собрались, правда?

— Неужто мои? — засмеялся Измайлов. Белозубо. По-голливудски.

Всё же выглядел он молодо. И Марк понял почему так на счёт него ошибся и даже ни разу не подумал, что он связан со смертью сестры. Ведь по возрасту он ровесник Вериного отца, под шестьдесят, а ему и сорок пять дашь с трудом.

— Ну не будь за тобой грехов, не боялся бы ты меня так, Лёва. Не приволок бы с собой этих двух горилл. Не стоял бы так далеко. И нервно не проверял на поясе ствол. Расслабься, Измаил, он тебя всё равно не спасёт.

— Упрям, упрям ты, Реверт, — развёл он руками. — Я ведь думал, сдашься. Отступишь, успокоишься. Но нет, ты чуть не сдох, но дело довёл до конца.

— Не до конца. Раз ты ещё жив, урод. Или думал тем, что спасёшь мне жизнь, чем-то меня обяжешь?

— Да срать я хотел на твою говняную жизнь, — усмехнулся он. — Но твой хитрожопый папаша вписал тебя в соглашение, что совсем не входило в мои планы. И твоя задница стала стоить гораздо больше, чем стоит. Пришлось её вытаскивать из той передряги.

— Но ты ведь знал, что рано или поздно я догадаюсь. И мы всё равно встретимся.

— Знал, как не знать. Но сейчас ты тут стоишь и ебёшь мне мозги исключительно по одной причине: я сильно не люблю несправедливость. А я твою сестру не убивал.

— Ты отдал приказ, сука, — выплюнул Марк.

— Угу, — достал Измайлов пистолет. Проверил магазин. Передёрнул затвор, загоняя патрон в ствол. Сунул палец под курок, нажал спуск. Словно демонстрируя, что знает, как с ним обращаться, и тот заряжен и снят с предохранителя. Убрал обратно за спину. — Только я отдал приказ девчонку забрать и придержать, пока твой папаша не станет сговорчивее. А они, пидарасы, сразу её в дело пустили и всё мне испортили. Испортили так, что до сих пор отрыгается. А ведь до этого могло не дойти. Так что тут дело не во мне, дружок, тут человеческий фактор, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Марк, — когда вынимаю.

Измайлов заржал, но под тяжёлым взглядом Реверта осёкся.

— Я всё сказал, — кивнул он своим гориллам, и когда те Марка скрутили, подошёл ближе. — Прости, Марк Реверт. Я бы оставил тебя в живых: ты мне в принципе нахуй не нужен. Но ты ж упёртый. Ты ж доведёшь задуманное до конца. Вдвоём нам на шарике земном нет места. И я оказался везучее.