Привет, грабли! Да, снова я (СИ) - Лабрус Елена

— Поверь мне, посмею, — опустила она кочергу. — Я долгие годы ждала своего часа. И этот шанс я не упущу.

— Я утащу тебя за собой. Ты соучастница, — слез он с кровати.

Я всегда знала, что голый мужчина не выглядит ни воинственно, ни мужественно, даже такой, как этот. В лучшем случае тянет на античную статую. И сейчас имела возможность воочию в этом убедиться. Даже в простой повязке на бёдрах он выглядел бы внушительнее. А так…

И Кира не сдержала смешок.

— Я всего лишь свидетель, любовь моя. Несчастный, запуганный свидетель. А ты… Тебя посадят. За все старые прегрешения, расплаты за которые тебе удалось избежать, умерев. И за всё, что накопилось за эти годы. Какая ирония, — швырнула она кочергу ему под ноги, и он подпрыгнул как цирковая собачка. — Все эти годы ты искал сокровища, а они всегда были у тебя под носом. Но теперь они мои. А ты собирай свои вещички и уматывай отсюда. Этот дом — мой.

— Хм… — задумчиво хмыкнула я, глядя как Кира уходит. Как закрывается за ней дверь. Как стоит, не шелохнувшись, посреди будуара Владик Горчаков. Впрочем, это, оказывается просто запись закончилась, поэтому он застыл. — А я бы на его месте всё же догнала бы её и придушила. Неужели он испугался? — сказала я вслух.

— Вряд ли, — покачал головой отец. — Меня больше беспокоит, что он сбежит. Или по крайней мере попытается. А вот тебе стоило бы волноваться о том, что эта дама получила сведения от бывшего мужа.

— Мне? — фыркнула я и подскочила. — Мне стоит волноваться? Это ты, между прочим, притащил его работать в свою компанию. Это твой великий проект, папа. И да, это я сказала ему про Абамелек. Но только потому, что именно там и состоялась их чёртова дуэль. Да и ценность у этой информации, прямо скажем, нулевая. Об этом уже кто только не знает.

— Важно не то, что информация сомнительной свежести, важно, что он её донёс.

— Думаешь, у него был выбор? Она же просто загнала его в угол, — и сама удивилась я, что ещё защищаю этого засранца. — Эта сучка соврёт и глазом не моргнёт. Не факт, что информацию она получила от Савы. Не факт, что с ним спала. Куда важнее, что он помолвлен, папа. У Савелия Демидова в Америке всё это время была невеста. И вчера она прилетела. С кольцом на пальце. Так что… плохо работала твоя разведка.

Редко я видела своего отца обескураженным. Но, в последние дни аж второй раз. И второй раз из-за Савелия.

— Не может быть, чтобы я в нём так ошибся, — встал Король Лев, но вид у него был как у Акелы, который промахнулся. Он снова покачал головой. — Не может быть…

Всё с таким же потерянным видом он пошёл к двери. И на ходу потянувшись к телефону, так и вышел, словно забыв про меня. Но я слышала кому он звонил — Лису.

А мне чёртов детектив фотки так до сих пор и не прислал. Но ничего, никуда не денется — спущу с него его толстую лисью шкуру голыми руками, если не пришлёт.

— Что это с ним? — вошла, оглядываясь на моего отца, Дашка.

— Стрелецкая… — вздохнула я. Но ей были не нужны мои слова.

Она крепко меня обняла и положила голову на плечо.

— Прости меня.

— Это ты меня прости.

— Мы расстались с Латышевым.

— К Демидову приехала невеста.

— Что будем делать?

— Напьёмся?

— Я не могу. Я беременна от этого козла.

Етишкин пряник! И я, возможно, тоже от своего.

— Так вот о чём ты хотела мне сказать? — догадалась я.

— Угу, — подняла она голову.

Я сжала её худенькие плечи.

— Не сцы, подруга, прорвёмся. Родим. Вырастим. Воспитаем.

— Звучит жизнеутверждающе, — улыбнулась она.

— Ну пошли хоть по молочному коктейлю вдарим тогда. Мне столько всего нужно тебе рассказать.

— А мне столько всего услы-ы-ышать…

Нет ничего глупее, чем оправдываться за то, чего не делал.

Когда тебя неправильно поняли, а ещё хуже — оклеветали.

Но в жизни бывают разные ситуации.

И Сава ждал, что снова ему придётся каяться в том, чего он не совершал.

Его так вымотало объяснять Крис, что порой кофе — это просто кофе, а его ночной звонок — просто звонок. Потому что был плохой день и ему было очень одиноко. Ему и правда очень одиноко: у него нет близких, он поссорился с ними много лет назад, нет друзей — он боялся их заводить, нет даже приятелей, с которыми можно было выпить по стакану пива и поболтать, потому что он новый человек на новом месте. На тот момент у него была только Крис — ей он и позвонил.

Он рад, что она приехала, и бесконечно благодарен за то, что навестила его родителей — дороже подарка, чем фотографии, что она привезла, ему ещё не дарили. Фотографии, что доказывали: Влад Горчаков жив. Но между Савой с Крис ничего не изменилось. Они больше не пара.

Она плакала — он извинялся.

Она обвиняла его в бездушии — он соглашался.

Она кричала, что он эгоист — он молчал.

Он устал от этой женщины за несколько часов больше, чем за все те месяцы, что они были вместе. И не понимал, как он вообще её однажды выбрал — она не понимала его от слова «совсем».

— У тебя кто-то есть, да?

— Да, — устав сидеть со смиренно опущенной головой, Сава встал. — Девушка, которую я люблю. Ты её видела. Это Эвита.

Она опешила. Наверное, даже была в шоке. Но Саве было всё равно.

— Но так же не бывает, — качала Крис головой, не веря. — Сколько вы знакомы? Неделю? Две?

— Я не считал.

— Ты это говоришь сейчас мне на зло, да? За то, что я отказалась выходить замуж за убийцу?

Господи, дайте мне пистолет! В этот момент он хотел стать убийцей и заткнуть её любым способом. Только был не уверен: застрелить или застрелиться.

— Я говорю тебе это, потому что это правда. И ты не могла бы сделать хуже, чем сделала, прилетев с кольцом на пальце и благими намерениями спасти меня от тюрьмы и начать всё сначала.

— Прости, — трясущимися руками сняла она кольцо и положила перед ним на стол.

Когда он уходил, оно так и лежало на столе.

Серый город встретил его таким же серым утром. Угрюмо кутаясь в поднятый воротник, он шёл пешком и чувствовал себя Раскольниковым, которому сказали, что старушка жива. Обе старушки. Что она только притворилась мёртвой, а он… на каторгу, в острог.

Почти пятнадцать лет жизни. Это было странное ощущение, но Саве казалось, что он отсидел и вышел. И вот идёт искупивший, освобождённый… Что? Кем?

Чувство горькой досады жгло грудь. Пол жизни в страхе, в одиночестве, с чувством вины и всё… зря. И от этой «зряшности», бесполезности, бессмысленности его страданий и было горше всего.

Он даже не разделся. Как был, так и упал на кровать. Ткнулся носом в её подушку. Вдохнул её запах. И заснул.

Сава знал, что проспал на работу. Но, как никогда, ему было всё равно.

Он даже не посмотрел на часы во сколько встал. Не спеша принял душ. Никуда не торопясь, пожарил себе яичницу. С кружкой кофе вышел на балкон.

— Только не отпускай, — шептала она.

— Ни за что, — ответил Сава.

И отпустил.

Он знал, что у него сел телефон, но не поставил его на зарядку. Не включил.

Вчера он ещё пытался что-то исправить — раз пять звонил Астахову. Но то ли тот поставил его в чёрный список, то ли просто не брал трубку.

Сегодня Сава даже не пытался.

Пусть его уволят. Пусть выгонят с позором. Пусть обвинят в чём угодно.

Всё равно.

Он выучил урок и записал их с Кирой разговор, но устал оправдываться. И не собирался больше никому ничего доказывать.

В дверь позвонили. Сердце стукнулось в рёбра: она?

— Возьми, милай, — протягивала ему вчерашняя старушка-соседка его пакет. — Через порог-то нельзя, — шагнула внутрь. — Пригодится. Чего ж хорошее выбрасывать.

— Спасибо вам, — кивнул Сава, забирая продукты.

— У тебя случилось чего? — спросила она участливо.

— Да, так. Пустое, — отмахнулся он. — На работе неприятности.